тот сотворил себе остров из комка негодной земли. А мы ничего не имеем, и дети, твои и мои, живут из милости у чужих.

Но Медея не верила ни единому слову Язона.

— Ты обманщик и трус! — закричала она. — Почему ты тайком от меня отправился с Главксой в храм? Побоялся сказать мне об этом? И зачем говоришь ты о наших детях? Если ты их действительно любишь, то знай, что лучше им сделаться бондарями и кузнецами, чем быть царевичами и жить всю жизнь рядом со злою мачехой. Будь уверен, что Главкса погубит их.

И вот, видя, что сделанного нельзя изменить и что суровый Язон не откажется от женитьбы на Главксе, Медея задумала страшную месть.

— Погоди, — сказала она Язону. — Я сержусь на тебя, но я не сержусь на царевну. Я хочу ей послать драгоценный подарок, чтобы она хорошо обращалась с моими детьми.

Говоря так, она побежала в дом, достала из сундука золотой венец работы Гефеста и чудесно вышитую одежду, которые тайком от всех привезла ей однажды Геката. Отдав обе вещи Язону, Медея сказала:

— Венец для царя, а одежда для Главксы. Пусть наденут и поминают меня добром.

Обрадованный подарками, Язон решил, что Медея примирилась со своей суровой участью, и поспешил во дворец, где ждала его Главкса.

Тем временем царь Креонт, обеспокоенный, что Язон так долго не возвращается от Медеи, подумал:

«Покуда эта колдунья живет возле нас, ни мне, ни Язону, ни Главксе не будет покоя. Чего доброго, она и сейчас околдует Язона, и он совсем не придет во дворец».

Подумав об этом, Креонт послал к Медее гонца с суровым приказом. Но только что вышел гонец, явился Язон.

— Все обошлось хорошо, — сказал он Креонту, — я помирился с Медеей, и она не станет преследовать нас своим колдовством. Вот венец для тебя и одежда для Главксы. Это подарок Медеи. Примерьте-ка их.

Увидев бесценный венец искусной работы Гефеста, Креонт подумал:

«Напрасно послал я гонца. Надо отправить другого и отменить мой жестокий приказ».

Но прежде чем сделать это, он примерил венец. А Главкса, схватив чудесно расшитую ткань, захлопала от радости в ладоши.

— Медея гораздо добрее, чем о ней говорят! — закричала она и тут же надела одежду. Но в тот самый миг, когда драгоценный венец коснулся волос Креонта, а мягкая ткань окутала плечи Главксы, отец и дочь почернели, как угли, и замертво рухнули на пол. Оба волшебных подарка Медеи были отравлены страшной Гекатой, мрачной владычицей мертвых. Всякий, кто их примерял, доставался богине Гекате.

Так погибли Креонт и царевна за то, что они разлучили Медею с Язоном и на чужом несчастье хотели построить счастье и мир для самих себя.

Между тем гонец с жестоким приказом явился к Медее. Всеми покинутая, она лежала ничком на полу и горько рыдала.

— Встань и выслушай слово царя! — возвестил суровый гонец. — Царь Креонт приказывает тебе до зари покинуть наш город и уйти из него навсегда. Сыновей же твоих я сведу во дворец, и они будут жить, как царевичи, у Язона и Главксы.

С диким криком вскочила Медея и кинулась на гонца. Она была так страшна в своей ярости, что гонец испугался и убежал.

А Медея, дрожа и не зная, что делать, бросилась к детям. Атэ, богиня безумия и глупости, которая только и знает, что подбивает людей на дурные дела, вселилась в Медею и лишила ее рассудка. Безумной царевне почудилось, что лучше убить детей, чем отдать их Язону и Главксе. Так Медея и сделала. Она схватила кинжал и, не помня себя, заколола им спящих детей, а потом вонзила его себе в сердце.

Смертью обоих сыновей судьба покарала Медею за то, что она из корысти убила Пелия и свалила вину на его дочерей. А Язона она покарала за то, что он не сдержал своей клятвы, которую дал при царице Арете великой богине Гере, и за то, что, покинув Медею, он из черной корысти женился на Главксе.

Смерть Язона

С тех пор прошло много-много лет.

Однажды два мальчика, козопасы из Иолка, пригнали стадо к ручью, бегущему в море.

Зная, что стадо не отойдет от воды, пока не напьется и не сощиплет траву вдоль ручья, мальчики разом воткнули в песок крючковатые палки, сбросили с плеч хламиды и побежали к морю купаться.

Вдруг один закричал:

— Смотри-ка, Эвмей, что это там на песке?

Эвмей вгляделся и отвечал:

— Не знаю. Горгий, по-моему, это корабль.

— Ну да, — засмеялся Горгий, — корабли не плавают по песку.

— А этот плывет, — упрямо сказал Эвмей. — Разве не видишь? Вот мачта. Пойдем поглядим.

Приблизившись, козопасы увидели не корабль, а остов древнего судна, до самых бортов занесенный песком, расшатанный ветром, изъеденный волнами бурных приливов.

Он стоял неподвижно, как призрак, и длинные весла его, выходя из отверстий с обеих сторон, упирались в песок. Сосновые доски обшивки там и сям оборвались, в щели видно было безбрежное море. С высокой кормы корабля слепыми глазами смотрела на мальчиков вниз деревянная голова Афины-Паллады, изваянная искусным резцом на конце кормового бревна.

— Видишь? — спросил Горгий, указывая рукой на голову грозной богини.

— Вижу, — ответил Эвмей. — Что ж ты боишься, Горгий? Это пустой корабль. Влезем на палубу и поплывем. Я буду воин, а ты гребец.

— Как же мы влезем?

— А вон по веслу. Смотри!

И смелый Эвмей, обхватив весло коленями и руками, начал карабкаться вверх. Робкий Горгий полез по другому веслу.

Но в это мгновенье из-за кормы корабля вышел неведомый старый воин. Кудри седые, как пена, вились у него из-под медного шлема, на согнутом локте руки, держащей копье, висел круглый щит, а светлые голубые глаза смотрели прямо вперед невидящим взглядом. Мальчики в страхе прижались к обшивке древнего корабля. Воин шел прямо на них. Вдруг он остановился, в недоумении глядя на дрожащих детей.

— Великие боги! — сказал неведомый воин. — Вы мне вернули моих сыновей. Отроки, если вы дети Медеи, идите ко мне, я ваш отец Язон.

Но, видя, что дети молчат и дрожат с головы до ног, он опустил протянутые руки, нахмурился и спросил:

— Кто вы такие? Зачем вы пришли к остову моего «Арго»?

Горгий заплакал, а смелый Эвмей отвечал, стуча зубами от страха:

— Не делай нам зла, господин, мы козопасы из Иолка. И наш отец не Язон, а Клитий, владелец большого стада. Позволь нам уйти домой.

Воин не отвечал. Он долго стоял в раздумье, с опущенной головой.

Потом